Марина Васильевна Перттунен

Жил ког­да-то в од­ной де­рев­не па­рень. Же­нил­ся он на де­вуш­ке, из­да­лека при­вез ее к се­бе до­мой. Друж­но ста­ли жить, но мо­лодая же­на что-то грус­тная хо­дит. Муж и го­ворит ей:

— О чем ты все тос­ку­ешь?

Она ему от­ве­ча­ет:

— Хо­рошо мне с то­бой, да дом род­ной за­быть не мо­гу, от­то­го и тос­кую.

Муж ей ве­рит и не ве­рит: в жиз­ни не знал тос­ки. А же­на нет-нет и вздох­нет ук­радкой, гла­за не­весе­лые. За­хоте­лось му­жу ис­пы­тать, что это та­кое — тос­ка по до­му, го­ворит же­не:

— Пой­ду-ка я в чу­жие края, най­мусь в ра­бот­ни­ки, по­живу и пос­мотрю, есть ли на све­те тос­ка или нет.

И ушел в да­лекие края, на­нял­ся в ра­бот­ни­ки к од­но­му куп­цу. Дал ему ку­пец но­вые са­поги и ска­зал:

— Я те­бя возь­му в ра­бот­ни­ки с та­ким ус­ло­ви­ем: бу­дешь слу­жить у ме­ня до тех пор, по­ка эти са­поги не из­но­сишь.

Дол­го ли са­поги из­но­сить! Сог­ла­сил­ся мо­лодой муж и стал на куп­ца ра­ботать. Ра­бота­ет, ра­бота­ет, а са­поги все как но­вень­кие. Мно­го ли, ма­ло ли вре­мени прош­ло, ста­ло ему тос­кли­во на чу­жой сто­роне. То же­ну вспом­нит, то дом род­ной. Смот­рит на са­поги: не из­но­сились ли? Ку­да там! Все та­кие же, как в пер­вый день.

Шел он как-то с по­ля, со­ху на пле­че нес. Идет навс­тре­чу че­ловек. Смот­рит — зем­ляк! Об­ра­довал­ся му­жик, про все расс­пра­шива­ет: и про же­ну, и про дом, и про то, про се. Да­же со­ху не до­гадал­ся на зем­лю опус­тить. Вот что зна­чит зем­ля­ка встре­тить!

При­шел в дом куп­ца, за­думал­ся: «Вот и мне до­велось уз­нать, что та­кое тос­ка по до­му. Прав­ду же­на го­вори­ла».

Про­жил он у куп­ца мно­го лет. А са­погам из­но­су нет.

Шел он од­нажды ле­сом, смот­рит — из­бушка. Пос­ту­чал­ся, дверь от­крыл, ви­дит — си­дит в из­бе ста­руш­ка. И спро­сил он у ста­руш­ки:

— Не зна­ешь ли, ба­буш­ка, что это за са­поги на мне? Из ка­кой ко­жи сши­ты? Во­сем­надцать лет но­шу их, а они все не из­но­сят­ся!

Го­ворит ему ста­руш­ка:

— Са­поги твои не прос­тые, а за­кол­до­ван­ные. Но я те­бе дам со­вет. Как при­дешь до­мой, к хо­зя­ину сво­ему, так сни­ми са­поги и брось их не­замет­но в печ­ку. А ут­ром дос­тань. Они сго­реть не сго­рят, да за­то быс­тро из­но­сят­ся. Тог­да и служ­бе тво­ей у куп­ца ко­нец.

Так и сде­лал му­жик. Са­поги в печ­ку бро­сил, ут­ром дос­тал, толь­ко обул­ся — они враз и раз­ва­лились.

При­шел он к хо­зя­ину:

— Ну, хо­зя­ин, са­поги мои ис­тре­пались. Те­перь срок мой кон­чился!

Де­лать не­чего, дал ему ку­пец рас­чет и до­мой от­пустил. Идет он до­мой, ног под со­бой от ра­дос­ти не чу­ет.

А день был жар­кий, и на­чала его жаж­да му­чить. Вдруг уви­дел ру­чей. Наг­нулся, что­бы по­пить, а во­дяной вце­пил­ся ему в бо­роду и не пус­ка­ет.

Взмо­лил­ся му­жик:

— Ба­тюш­ка во­дяной, от­пусти ты ме­ня! Я до­ма во­сем­надцать лет не был!

А во­дяной его за бо­роду дер­жит и го­ворит:

— Не от­пу­щу, по­куда не обе­ща­ешь от­дать мне то, че­го до­ма у се­бя не зна­ешь!

Об­ра­довал­ся му­жик: эка за­дача, да он до­ма у се­бя, по­ди, все зна­ет. И по­обе­щал во­дяно­му то, че­го до­ма не зна­ет.

Во­дяной его от­пустил, он и по­шел до­мой.

При­ходит до­мой, а же­на его с доч­кой встре­ча­ет. Не знал му­жик, не ве­дал, что по­ка у куп­ца слу­жил, же­на ему доч­ку ро­дила — кра­сави­цу Нас­то.

По­ка он на чуж­би­не был, Нас­то вы­рос­ла и не­вес­той ста­ла. Да та­кой кра­сивой, что ни в сказ­ке ска­зать, ни пе­ром опи­сать: ни в вер­хнем, ни в ниж­нем ми­ре, ни на зем­ле, ни в под­водном царс­тве та­кой не сы­щешь:

По ло­коть ру­ки в зо­лоте,
По ко­лено но­ги в се­реб­ре,
На ма­куш­ке яс­но сол­нышко,
На ви­соч­ках яр­ки звез­дочки,
На каж­дом во­лос­ке по жем­чу­жине!
 

Об­ра­дова­лись же­на и дочь, от счастья не зна­ют, ку­да му­жа, ку­да от­ца по­садить, чем угос­тить!

А он си­дит не­весел: ведь дочь свою единс­твен­ную во­дяно­му обе­щал!

Как ос­та­лись муж с же­ной вдво­ем, же­на его и спра­шива­ет:

— Что это ты, му­женек, не­весел? Те­бе бы ра­довать­ся, что на ро­дину вер­нулся, до­мой при­шел, а ты пе­чален!

Он ей все и рас­ска­зал.

— Вот от­че­го я пе­чален. Как наг­нулся я в до­роге даль­ней к ручью во­ды на­пить­ся, так во­дяной ме­ня за бо­роду схва­тил. «Обе­щай, го­ворит, что от­дашь мне из до­му то, че­го и сам не зна­ешь!» От­ку­да мне бы­ло знать, что ты доч­ку ро­дила? Я и обе­щал.

Зап­ла­кала же­на и ска­зала:

— Че­му быть, то­го не ми­новать. Толь­ко сво­ими гла­зами ви­деть, как во­дяной на­шу дочь лю­бимую со дво­ра уве­дет, я не мо­гу. Да­вай уй­дем по­рань­ше из до­му, а Нас­то ос­та­вим здесь. Без нас бе­де быть — все лег­че жить.

Уш­ли отец с ма­терью ночью из до­му. А кра­сави­ца Нас­то од­на ос­та­лась.

Ут­ром вста­ла — до­ма нет ни­кого. Выш­ла Нас­то во двор, а там од­на ко­за ста­рая бро­дит. Об­ня­ла де­вуш­ка ко­зу и зап­ла­кала.

Ко­за ей и го­ворит:

— Не плачь, Нас­то, не го­рюй. Луч­ше зап­ря­ги ме­ня, в сан­ки со­ломы по­ложи, а са­ма в ней за­рой­ся.

Зап­рягла Нас­то ко­зу, са­ма в со­ломе за­рылась. И пош­ла ко­за, сан­ки по­вез­ла ку­да гла­за гля­дят.

Едут они — вдруг навс­тре­чу тол­па во­дяных идет. Спра­шива­ют у ко­зы:

— Кра­сави­ца Нас­то ждет ли нас?

— Ждет, ждет! — от­ве­ча­ет ко­за. — Сто­лы нак­ры­ты, са­мова­ры ки­пят, све­чи го­рят.

Пош­ли во­дяные даль­ше сво­ей до­рогой, по­бежа­ли к до­му, где Нас­то жи­ла, а ко­за с де­вуш­кой тем вре­менем да­леко уш­ла.

При­еха­ли в од­ну де­рев­ню, вы­лез­ла Нас­то из со­ломы. Поп­ро­силась в дом пе­рено­чевать. Лю­ди глаз отор­вать от Нас­то не мо­гут. У нее:

По ло­коть ру­ки в зо­лоте,
По ко­лено но­ги в се­реб­ре,
На ма­куш­ке яс­но сол­нышко,
На ви­соч­ках яр­ки звез­дочки,
На каж­дом во­лос­ке по жем­чу­жине!
 

Прос­лы­шал о ней цар­ский сын, сам в ту де­рев­ню прис­ка­кал.

Пон­ра­вилась ему де­вуш­ка, по­люби­лась. И ре­шил он на ней же­нить­ся.

А Нас­то ска­зала ему:

— Ты мне люб, ца­ревич, и сог­ласна я за те­бя за­муж пой­ти, но обе­щай толь­ко, что ни­ког­да ты ме­ня с ко­зой мо­ей не раз­лу­чишь. Где я бу­ду, там и она дол­жна быть. Где я ста­ну есть, пить, там и ста­рая ко­за эта что­бы пи­ла и ела.

Ца­ревич ска­зал:

— Пусть по-тво­ему бу­дет. Для те­бя что хо­чешь сде­лать го­тов!

Увез ца­ревич кра­сави­цу Нас­то во дво­рец и ко­зу с ней вмес­те взял. Ста­ли они жить-по­живать.

Вот прош­ло вре­мени столь­ко, а мо­жет, еще боль­ше, ро­дила Нас­то сы­на кра­соты не­обык­но­вен­ной, под стать ей са­мой.

Прос­лы­шала о том кол­дунья Сю­оятар, ста­рухой обер­ну­лась, приш­ла во дво­рец в нянь­ки на­нимать­ся.

А ца­ревич-то не знал, кто она, взял ее в нянь­ки.

По­вела нянь­ка кра­сави­цу Нас­то с ре­бен­ком в ба­ню. А ба­ня-то на бе­регу озе­ра сто­яла. Под­ве­ла к во­де и крик­ну­ла:

— Эй, во­дяные! Вот она, обе­щан­ная, возь­ми­те ее!

Толь­ко вы­мол­вить ус­пе­ла, под­ня­лись из во­ды ру­ки, схва­тили кра­сави­цу Нас­то и утя­нули под во­ду.

А вмес­то нее Сю­оятар свою дочь во дво­рец при­вела. Уви­дел ца­ревич Сю­оята­рову дочь бе­зоб­разную, по­думал:

«Бы­ла моя же­на кра­сави­цей, а как сы­на ро­дила, вид­но, нек­ра­сивой ста­ла!»

А ре­бенок день и ночь без ма­тери род­ной пла­чет. Да что ре­бенок — са­ды цвес­ти пе­рес­та­ли, цве­ты за­вяли, пти­цы умол­кли.

Нев­злю­била дочь Сю­оятар ста­рую ко­зу кра­сави­цы Нас­то. Го­ворит ца­реви­чу:

— Убе­рите ее прочь с глаз мо­их! А еще луч­ше за­режь­те!

Ди­ву да­ет­ся ца­ревич: что с же­ной ста­ло? То в ко­зе сво­ей ду­ши не ча­яла, толь­ко что за стол не са­жала, а тут за­резать про­сит.

Ска­зала ко­за слу­гам цар­ским:

— Вы не режь­те ме­ня, слу­ги доб­рые! Спер­ва пус­ти­те в по­ле ши­рокое, на зе­леный лу­жок по­пас­тись, а уж по­том уби­вай­те.

По­жале­ли слу­ги цар­ские ста­рую ко­зу, от­пусти­ли ее в по­ле ши­рокое, на зе­леный лу­жок по­пас­тись. А ко­за на бе­рег озе­ра приш­ла и крик­ну­ла:

— Во­дяной, от­пусти кра­сави­цу Нас­то! Поз­воль мне на про­щание ей хоть сло­во ска­зать!

При­вязал во­дяной к но­ге Нас­то зо­лотую цепь, от­пустил кра­сави­цу на бе­рег. Об­ня­ла Нас­то свою ста­рую вер­ную ко­зу, и зап­ла­кали они обе. А по­том ска­зала ко­за:

— Приш­ла я с то­бой, Нас­то, про­щать­ся. За­режут ме­ня ско­ро!

Поп­ла­кали бы они еще, да во­дяной по­тянул за цепь, и скры­лась Нас­то под во­дой.

Приш­ла ко­за до­мой в пе­чали глу­бокой.

А Сю­оята­рова доч­ка опять го­ворит:

— И че­го ее дер­жат, ко­зу ше­луди­вую! За­режь­те ее!

По­вели слу­ги ко­зу ре­зать, а она им и го­ворит:

— Слу­ги, слу­ги, по­годи­те ме­ня ре­зать! От­пусти­те ме­ня, ста­рую, пе­ред смертью в по­ле ши­рокое, на зе­леный лу­жок по­пас­тись!

По­жале­ли ее слу­ги, от­пусти­ли в ши­рокое по­ле, на зе­леный лу­жок по­гулять, по­пас­тись.

А ца­ревич-то все удив­ля­ет­ся, ни­как в толк не возь­мет: вче­ра же­на в ко­зе ду­ши не ча­яла, а се­год­ня ре­зать про­сит. По­чу­ял он что-то не­доб­рое, тай­ком за слу­гами по­шел, а как они ко­зу от­пусти­ли, за ней прок­рался, пос­мотреть хо­тел, ку­да ко­за хо­дит, для че­го от­пустить про­сит­ся. Спря­тал­ся за кам­ня­ми и стал ждать.

По­дош­ла ко­за к во­де и крик­ну­ла:

— Во­дяной! От­пусти кра­сави­цу Нас­то на бе­режок! Поз­воль мне ей три сло­ва ска­зать!

Выш­ла кра­сави­ца Нас­то на бе­рег, зо­лотой цепью зве­нит. Об­ня­ла ста­рую ко­зу, и обе зап­ла­кали. А по­том ко­за ска­зала:

— Про­щай, моя не­наг­лядная Нас­то! За­режет ме­ня се­год­ня Сю­оята­рова доч­ка!

Толь­ко ска­зала, по­тянул во­дяной зо­лотую цепь и ута­щил кра­сави­цу Нас­то в озе­ро. А ко­за на бе­регу ос­та­лась пла­кать.

По­дошел к ней ца­ревич и ска­зал:

— Не плачь, ко­за вер­ная! Иди спо­кой­но до­мой, а я за то­бой сле­дом при­ду.

Идет ца­ревич вслед за ко­зой, ду­ма­ет, как ему же­ну спас­ти, а Сю­оятар с доч­кой вмес­те со све­та сжить.

По­шел в куз­ни­цу, от­ко­вал мо­лот се­бе по ру­ке — боль­шой, тя­желый.

На­ут­ро ко­зе ска­зал:

— Иди, ко­за, в ши­рокое по­ле, на зе­леный лу­жок! — А сам сле­дом по­шел.

Приш­ла ко­за на бе­рег, крик­ну­ла:

— Во­дяной, во­дяной! От­пусти кра­сави­цу Нас­то в пос­ледний раз со мной по­видать­ся, пе­ред смертью мо­ей поп­ро­щать­ся!

Выш­ла кра­сави­ца Нас­то на бе­рег, зо­лотой цепью зве­нит. Выс­ко­чил тут из-за кам­ня ца­ревич, мо­лотом так хва­тил, что раз­ле­телась цепь зо­лотая на мел­кие кус­ки.

Ска­зал кра­сави­це Нас­то:

— Же­на моя лю­бимая! Я тут, твой муж!

Ки­нулась к не­му Нас­то, зап­ла­кала:

— Не бу­дет нам жиз­ни, не ви­дать нам счастья! Ты ме­ня ос­во­бодил, а злая Сю­оятар все рав­но по­губит!

А ца­ревич ска­зал ей:

— Об этом не пе­чаль­ся — я знаю, что де­лать.

Пош­ли они вмес­те до­мой. Ца­ревич же­ну и ко­зу ее вер­ную в ам­ба­ре спря­тал. Сам по­шел, при­казал слу­гам ба­ню за­топить, а под по­рогом ее ко­тел с ки­пящей смо­лой в зем­лю врыть да троп­ку от до­ма до са­мой ба­ни крас­ным сук­ном ус­тлать.

Ког­да все го­тово бы­ло, за­шел во дво­рец и ска­зал Сю­оятар и ее до­чери:

— Суб­бо­та се­год­ня, по­ра в ба­ню ид­ти. Все го­тово уже, ба­ня ис­топле­на. По­жалуй­те обе по крас­но­му сук­ну к жар­ко­му пол­ку!

Пош­ли Сю­оятар с доч­кой в ба­ню. Идут по крас­но­му сук­ну, вы­шаги­ва­ют, го­лова­ми во все сто­роны вер­тят, сме­ют­ся:

— Хе-хе! Ха-ха! Толь­ко нам та­кая честь — по крас­но­му сук­ну да к бан­но­му пол­ку!

Толь­ко по­рог ба­ни пе­решаг­ну­ли, про­вали­лись и упа­ли обе в ко­тел с ки­пящей смо­лой. Там и сва­рились.

А ца­ревич с кра­сави­цей Нас­то за­жили счас­тли­во. Тут бы и сказ­ке ко­нец, да что-то заг­русти­ла Нас­то, за­тос­ко­вала. И по­вез ее ца­ревич в да­лекие края, ту­да, где ее ро­дите­ли жи­ли — отец с ма­терью. Толь­ко подъ­еха­ли, а ро­дите­ли их у до­роги встре­ча­ют.

Нас­то и го­ворит:

— Или вы жда­ли ме­ня, или не жда­ли?

А отец ей от­ве­ча­ет:

— Как не ждать, до­чень­ка, ко­ли знал я, что нет си­лы силь­нее, чем тос­ка по до­му род­но­му.

Об­ня­лись они и на ра­дос­тях зап­ла­кали.

Вот и сказ­ка вся.